В груди у Томаса разлилось приятное, почти осязаемое тепло, и неожиданно для себя самого он даже приложил к сердцу руку.
– Ну… Тогда, наверное, спасибо.
– Так что с твоей памятью? Много вспомнил?
Он помедлил.
– Достаточно. Помнишь, ты сказала, что это мы поставили их в такие условия…
– Я была права?
– Знаешь, мы совершали плохие поступки, Тереза…
Он уловил исходящее от девушки чувство досады, как будто у нее назрел целый миллион вопросов, но она не знала, с какого начать.
– Назначение кода вспомнил? – спросила Тереза, словно не хотела узнать, какую роль играла во всем происходящем. – Ты хоть что-нибудь вспомнил такое, что поможет нам отсюда выбраться?
Томас молчал. Ему сейчас не хотелось с ней обсуждать этот вопрос. По крайней мере, до того момента, как он все хорошенько обдумает. Их единственный шанс выбраться из Лабиринта был сопряжен со смертельным риском.
– Возможно, – отозвался он. – Но это не будет легкой прогулкой. Надо созвать Совет. Я попрошу, чтобы тебе разрешили на нем присутствовать. Утомительно рассказывать все по нескольку раз.
Какое-то время оба молчали, явственно ощущая безрадостное настроение, исходящее друг от друга.
– Тереза.
– Да.
– Лабиринт не имеет разгадки.
Прежде чем ответить, она долго молчала.
– Думаю, теперь это всем очевидно.
Слышать боль в голосе Терезы – а он отчетливо ощущал ее у себя в мозгу – было почти невыносимо.
– Не волнуйся. Как бы то ни было, Создатели рассчитывают, что мы найдем выход. У меня уже созрел план.
Он хотел вселить в нее надежду, пусть и призрачную.
– Да неужели?
– Я серьезно. Правда, задумка ужасная, и часть из нас может погибнуть. Что скажешь? Звучит обнадеживающе?
– Не то слово. Что за план?
– Нам придется…
В комнату вошел Ньют, помешав закончить мысль.
– Потом расскажу, – моментально свернул разговор Томас.
– Только поскорей! – попросила она и отключилась.
Ньют подошел к кровати и уселся рядом.
– По тебе и не скажешь, что ты болен, Томми.
Томас кивнул.
– Слабость еще есть, но в целом чувствую себя нормально. Думал, будет гораздо хуже.
Ньют покачал головой, лицо его выражало смесь гнева и восхищения.
– Блин, то, что ты сделал, с одной стороны – смело, с другой – глупо. Кажется, ты здорово преуспел и в том, и в другом. – Он сделал паузу и покачал головой. – Но я понимаю, зачем ты на это пошел. Вспомнил что-нибудь? Что-нибудь полезное для нас?
– Надо созвать Совет, – сказал Томас, принимая более удобное положение на кровати. На удивление, боли он почти не ощущал, лишь головокружение. – Пока все хорошо помню.
– Да. Чак мне сказал. Созовем. Только зачем? Что ты узнал?
– Это тест, Ньют. Один большой тест.
Ньют понимающе кивнул:
– Типа эксперимента?
Томас замотал головой.
– Ты не понял. Создатели занимаются селекцией – отбирают лучших из нас. Подбрасывают нам свои Переменные и ждут, когда мы сдадимся. Тестируют наш запас терпения, волю к победе и способности к борьбе. Отправка сюда Терезы и последующие резкие изменения – всего лишь очередная Переменная. Так сказать, окончательный анализ. И теперь настало время последнего испытания – непосредственно побега.
Ньют удивленно поднял бровь.
– Что ты хочешь сказать? Ты знаешь путь на свободу?
– Да. Созывай Совет. Немедленно.
Глава сорок девятая
Через час Томас, как и пару недель назад, предстал перед Советом кураторов. Терезу на заседание не пустили, чем вызвали у них обоих серьезное недовольство. В отличие от Ньюта и Минхо, остальные члены Совета все еще относились к девушке с недоверием.
– Начинай, Шнурок, – сказал Алби со своего места в центре полукруга из стульев, два из которых оставались незанятыми – горькое напоминание о том, что Зарта и Галли схватили гриверы. Вожак глэйдеров сидел рядом с Ньютом и, кажется, полностью восстановился после недавнего нападения. – И постарайся не ходить вокруг да около.
Томас, который после Метаморфозы все еще ощущал себя неважно, немного помолчал, собираясь с мыслями. Ему предстояло рассказать многое, и он хотел быть уверенным, что его история не прозвучит как бред сумасшедшего.
– Это долгая история, – начал он. – На пересказ всего времени нет, поэтому я постараюсь передать самую суть. Когда я проходил через Метаморфозу, в памяти возникали картинки – сотни картинок, – как будто мне один за другим показывали слайды. Я многие из них запомнил, но обо всех рассказывать нет никакого смысла. Часть образов я забыл почти сразу, некоторые начинают стираться из памяти только сейчас. – Он сделал паузу, снова подбирая слова. – Но вспомнил я достаточно. Создатели нас испытывают, а Лабиринт вообще не имеет разгадки. Все это лишь тест. И для последующих ключевых экспериментов им нужны победители, то есть выжившие здесь.
Он умолк, начиная сомневаться, что выстроил цепочку мыслей правильно.
– Что?.. – воскликнул Ньют.
– Давайте я начну заново, – сказал Томас, потирая глаза. – Всех нас отобрали для испытаний еще в раннем детстве, хотя и не знаю, почему и с какой целью. В памяти остались бессвязные обрывки воспоминаний и ощущение, будто произошло что-то плохое и мир изменился. Что именно произошло – не знаю. Создатели нас похитили, и что-то мне подсказывает, что угрызения совести по этому поводу их не мучают. Они каким-то образом высчитали, что мы обладаем коэффициентом интеллекта выше среднего, и поэтому выбор пал на нас. Все сведения очень обрывочны, так что подробностей не знаю, да они и не имеют значения, по большому счету. Свою семью я не помню, как и ее дальнейшую судьбу. Знаю, после того, как нас украли, следующие несколько лет мы проходили обучение в специальных школах и, в общем, жили нормальной жизнью до того момента, как Создатели смогли наконец профинансировать строительство Лабиринта. Все наши имена – всего лишь дурацкие клички – производные от известных имен. Алби от Альберта Эйнштейна, Ньют от Исаака Ньютона. А меня назвали Томасом в честь Эдисона.
Алби выглядел так, словно ему дали хорошую пощечину.
– Выходит, даже наши имена… ненастоящие?
Томас покачал головой.
– Из того, что я вспомнил, рискну сделать вывод, что мы можем вообще никогда не узнать своих настоящих имен.
– Хочешь сказать, мы все паршивые сироты, воспитанные учеными? – удивился Фрайпан.
– Да, – ответил Томас, надеясь, что выражение его лица не выдает обреченность, которую он сейчас испытывает. – Предположительно, мы очень сообразительные, поэтому они следят за каждым нашим шагом и анализируют поведение. Смотрят, кто сдастся, а кто нет. И вообще, кто выживет. Неудивительно, что весь Лабиринт напичкан жуками-стукачами. Более того, некоторым из нас немного… подкорректировали мозги.
– Я не верю ни единому слову. Все это кланк собачий, – проворчал Уинстон. Выглядел он усталым и равнодушным.
– С какой стати мне врать? – спросил Томас, повышая голос. Он ведь нарочно полез под иглы гриверов, чтобы все это вспомнить! – Думаешь, твое предположение о том, что пришельцы забрали нас на другую планету, лучше?
– Давай дальше, – сказал Алби. – Хотя я и не понимаю, почему другие укушенные не вспоминали ничего подобного. Я вот пережил Метаморфозу, но все, что вспомнил… – Он быстро обернулся на кураторов, как будто сказал то, чего говорить не следовало. – В общем, не вспомнил ничего интересного.
– Через минуту я объясню, почему вспомнил гораздо больше остальных, – ответил Томас, с ужасом думая, что начнется, когда он перейдет к этой части повествования. – Могу я продолжать или нет?
– Говори, – бросил Ньют.
Томас набрал в легкие побольше воздуха, прямо как перед спринтерским забегом.
– Итак. Каким-то образом они стерли нам память – не только детские воспоминания, но вообще любые, которые хоть как-то связаны с Лабиринтом. Потом засунули в Ящик и послали сюда. Первый раз они отправили большую группу детей, а затем в течение двух лет подсылали по одному новичку каждый месяц.