– Это мы виноваты, Том. Мы их поставили в такие условия. А заодно и себя.

Глава двадцать девятая

Лишь когда голос смолк окончательно, Томас остановился.

Он с удивлением понял, что бежал по Лабиринту почти час – тени от стен довольно сильно вытянулись в восточном направлении, а значит, солнце скоро сядет, Ворота закроются. Необходимо возвращаться. Томас с удовлетворением отметил, как сильно в нем развит инстинкт бегуна: ведь он, не задумываясь, сориентировался в пространстве и времени.

И все-таки надо вернуться в Глэйд.

Но как возвращаться, когда там девушка, которая снова проникнет ему в голову и станет произносить совершенно нелепые вещи?

Впрочем, выбора у него не было. Отрицанием правды делу не поможешь. И каким бы грубым и неприятным ни было вторжение в мозг, оно не шло ни в какое сравнение с возможностью снова повстречаться с гриверами.

Он многое о себе узнал, пока бежал назад к Глэйду. Нисколько не задумываясь, юноша подсознательно точно восстановил в уме весь маршрут, который проделал, пытаясь скрыться от голоса, и теперь уверенно бежал по длинным коридорам в обратном направлении, безошибочно сворачивая то влево, то вправо.

Это значило лишь одно: Минхо не ошибался, утверждая, что скоро Томас станет самым лучшим бегуном.

Юноша узнал о себе и еще кое-что – как будто ночи в Лабиринте было недостаточно, чтобы это понять, – он находится в прекрасной физической форме. Буквально сутки назад Томас пребывал в состоянии крайнего изнеможения, а тело болело от макушки до пяток, однако он смог быстро восстановиться и сейчас бежал без особых усилий, хотя находился в Лабиринте почти два часа. Не нужно быть гением математики, чтобы подсчитать: к моменту возвращения в Глэйд Томас проделал половину марафонской дистанции.

Истинные размеры сооружения он оценил только теперь – Лабиринт простирался на несколько миль. И если учесть, что по ночам стены перемещались, становилось понятным, почему из него не удавалось найти выход. До сих пор Томас сомневался в правдивости слов бегунов, искренне удивляясь их неспособности решить загадку Лабиринта.

Он продолжал бежать, не останавливаясь, сворачивал то влево, то вправо, оставляя позади коридор за коридором. К тому времени, как Томас пересек границу Глэйда, до закрытия Ворот оставались считаные минуты. Уставший, он направился прямо к Могильнику, зашел в лес и стал продираться к юго-западному углу, где деревья представляли собой почти непролазную чащу. Сейчас юноше больше всего хотелось побыть одному.

Когда блеяние овец и хрюканье свиней почти стихли, а голоса глэйдеров превратились в далекое невнятное бормотание, Томас наконец-то получил то, чего хотел. Отыскав стык двух гигантских стен, он обессиленно рухнул прямо на землю. За ним никто не пришел, никто его не побеспокоил. Вскоре южная стена пришла в движение, закрывая проход на ночь. Томас отодвинулся от стены, затем, когда она остановилась, снова прислонился к мягкому покрову из плюща и спустя несколько минут заснул.

Утром кто-то осторожно потряс его за плечо.

– Томас, проснись.

Снова Чак. Кажется, этот мальчишка способен достать Томаса из-под земли.

Застонав, Томас потянулся. Ночью кто-то заботливо, как мать, укрыл его двумя одеялами.

– Который час? – спросил он.

– Ты чуть не проспал завтрак. – Чак потянул его за руку. – Надо идти. Вставай. Пора начать вести себя как нормальный глэйдер, иначе наживешь новых проблем.

Все события минувшего дня вдруг разом ворвались в сознание Томаса, и внутри все перевернулось.

Интересно, что они теперь со мной сделают? – подумал он. – Она вроде говорила, что это я и она поставили всех в такие условия. В том числе и себя. Что все это значит?

Наверное, он спятил. Как знать, возможно, стресс от пребывания в Лабиринте сказался на его психике. Так или иначе, голос звучал в голове только у него. Остальные не были в курсе тех странных вещей, о которых сообщила Тереза, так что Томаса никто ни в чем не обвинял. Более того, никто даже не знал, что она сказала ему свое имя. Никто, за исключением Ньюта.

Юноша решил помалкивать: дела и так обстояли не лучшим образом, а признавшись, что он слышит голоса в голове, можно лишь нажить новые неприятности. Правда, оставалась одна проблема – Ньют. Придется убедить его, что стресс выбил Томаса из колеи, и теперь, хорошенько выспавшись, он снова в полном порядке. Я – не псих, – мысленно убеждал себя Томас. И, в сущности, он был прав.

Чак наблюдал за ним, вздернув брови.

– Извини, – сказал Томас, вставая и стараясь вести себя как можно более естественно. – Задумался. Пошли, поедим. Я умираю с голоду.

– Лады, – ответил Чак, хлопнув его по спине.

По пути в Хомстед Чак болтал без умолку. Томас не жаловался – в окружающем безумном мире непринужденный разговор с приятелем был тем немногим, что приближало его к нормальной жизни.

– Тебя вечером нашел Ньют и приказал не беспокоить. И еще он огласил всем решение Совета насчет тебя – сутки в Кутузке, после чего обучение по программе тренировки бегунов. Некоторые шанки были недовольны, а другие, наоборот, поддержали решение, но большинство вело себя так, будто им вообще наплевать. Что до меня, то я за тебя рад.

Чак сделал паузу, чтобы набрать в легкие воздуха, затем продолжил:

– Знаешь, в первую ночь, когда ты лежал и нес всякую ахинею о том, что мечтаешь стать бегуном, я в душе покатывался со смеху. Говорил себе: у бедняги от пережитого совсем крыша съехала. А оно вон как вышло. Я оказался неправ.

Томасу совсем не хотелось говорить на эту тему.

– Любой нормальный человек поступил бы на моем месте так же. И не моя вина в том, что Ньют и Минхо решили сделать из меня бегуна.

– Ой, да ладно тебе. Не скромничай.

Сейчас карьера бегуна занимала Томаса куда меньше, нежели загадочный голос в голове и конкретно то, что сказала Тереза.

– Пожалуй, я рад. – Юноша принужденно улыбнулся: от мысли, что придется весь день просидеть в Кутузке в полном одиночестве, все внутри переворачивалось.

– Поглядим, каково тебе будет, когда, высунув язык, начнешь бегать по-настоящему. Как бы там ни было, знай, что старина Чаки тобой гордится!

Энтузиазм друга развеселил Томаса.

– Если бы ты был моей мамой, – сказал он, улыбаясь, – у меня была бы не жизнь, а сплошной праздник.

Моей мамой, – подумал он. На мгновение мир, казалось, почернел – он даже собственную мать не помнил. Юноша заставил себя отбросить грустную мысль, пока она окончательно его не поглотила.

Они пришли на кухню, взяли завтрак и, отыскав два свободных места за большим столом, сели. Каждый входящий неизменно бросал на Томаса любопытный взгляд. Несколько глэйдеров даже подошли и поздравили его; другие, напротив, смотрели с нескрываемой неприязнью, и все-таки Томасу показалось, что большинство его поддерживали.

И тут он вспомнил про Галли.

– Кстати, Чак. А Галли нашли? – спросил он как можно более непринужденно, отправив в рот кусок яичницы.

– Не-а. Как раз собирался сказать. Говорят, после Заседания Совета его видели вбегающим в Лабиринт. С тех пор он так и не вернулся.

Томас выронил вилку, не зная, что думать и чего теперь ожидать. Новость, мягко говоря, его ошарашила.

– Как?.. Ты серьезно? Он правда свалил в Лабиринт?

– Ну да. Ни для кого не новость, что он спятил. Кое-кто даже стал поговаривать, что ты вчера побежал за ним в Лабиринт и порешил.

– Поверить не могу… – Томас уставился в тарелку, пытаясь осмыслить мотивы поведения Галли.

– Не бери в голову, чувак. Его все терпеть не могли, кроме пары-тройки шанков. Это они обвиняют тебя в его убийстве.

Томас слушал и поражался непринужденности, с какой Чак говорил об этом.

– Ты говоришь так, будто Галли вышел подышать свежим воздухом, хотя он наверняка уже на том свете.

Чак вдруг о чем-то глубоко задумался.